WikiSort.ru - Кино и мультфильмы

Хрусталёв, машину!
Жанр	драма
Режиссёр	Алексей Герман
Продюсер	Александр Голутва Армен Медведев Ги Селлигман
Автор сценария	Алексей Герман Светлана Кармалита
В главных ролях	Юрий Цурило Нина Русланова Александр Баширов Юри Ярвет-мл.
Оператор	Владимир Ильин
Композитор	Андрей Петров
Кинокомпания	Киностудия «Ленфильм». Студия первого и экспериментального фильма. Телеканал «Россия-1». Петроагропромбанк. Орими. Ля сет синема. Canal+
Длительность	137 мин. (Россия) 150 мин. (Франция)
Страна	Россия Россия Франция Франция
Язык	русский
Год	1998
IMDb	ID 0156701

«Хрусталёв, маши́ну!» — художественный фильм Алексея Германа о последних днях сталинского времени, снятый им в 1990-х гг. по сценарию, написанному вместе с женой Светланой Кармалитой.

Фильм, ставший для Германа во многом итоговым, примечателен также своим усложнённым модернистским киноязыком, который может оказаться непроницаемым даже для подготовленного зрителя:

глазу не охватить такое множество планов, привычно сосредоточившись лишь на переднем; ухо не улавливает многоголосый хор. Пётр Вайль[1]

Сюжет

Аномально морозный февраль 1953 года. Действие начинается в день, когда Сталина разбил паралич. Фабула закольцована: в первой сцене показан арест истопника Феди Арамышева, который выйдет на свободу в конце фильма^[2].

В первой части на фоне «дела врачей» сочными, босховско-брейгелевскими красками нарисована эксцентричная картина жизни в доме генерала медицинской службы Юрия Клёнского. Хотя генерал пьёт коньяк чайными стаканами, он не может не чувствовать опасности, особенно после того, как встречает в госпитале собственного двойника. Так как двойники использовались госбезопасностью в показательных процессах, Клёнский понимает, что именно он назначен следующей мишенью по «делу врачей»^[3].

Когда в его доме появляется иностранец с известием о якобы живущей за рубежом родственнице, генерал, подозревая в нём провокатора, спускает его с лестницы. Однако местный стукач успевает доложить «куда надо» о контактах высокопоставленного доктора с иностранцами, и прямо в госпитале на него устраивают облаву. Предугадав это развитие событий, Клёнский уходит из дома и после ночи, проведённой у любовницы, пытается бежать из Москвы «в народ»^[4].

Вторая часть посвящена лагерному опыту генерала. Его семью выселяют в переполненную коммуналку, а самого Клёнского после задержания бросают на расправу банде зэков, которая подвергает его сексуальному насилию^[5]. Чудесным образом его освобождают и срочно доставляют к постели безнадёжного больного, в котором не сразу можно признать «вождя народов». После того, как последний испускает дух, Берия милостиво освобождает Клёнского и произносит первую фразу послесталинской России: «Хрусталёв, машину!»^[6] (Иван Васильевич Хрусталёв — сотрудник органов госбезопасности, дежуривший на даче Сталина в день, когда тот скончался).

Вместо возвращения к семье генерал осуществляет свою мечту уйти в народ и затеряться на бескрайних просторах страны^[4][7]. В конце фильма он показан счастливым комендантом поезда, который на бритой голове удерживает стакан портвейна^[3].

В ролях

Съёмочная группа

• авторы сценария: Алексей Герман, Светлана Кармалита
• режиссёр: Алексей Герман
• оператор-постановщик: Владимир Ильин
• композитор: Андрей Петров
• художник-постановщик: Владимир Светозаров
• постановщик трюков:Сергей Воробьев, Сергей Головкин
• продюсеры: Армен Медведев, Александр Голутва

Работа над фильмом

По первоначальному сценарию, который Герман начал писать в конце 1980-х годов, главную роль в картине должен был исполнить Сергей Довлатов^[8]. Отправной точкой для создания сценария послужило детское воспоминание Германа о том, как его отец спустил с лестницы шведского журналиста, приняв его за провокатора^[9]. Дом Клёнского по сути воспроизводит квартиру, в которой прошло детство режиссёра, со множеством чудаковатых обитателей (включая живущих в платяном шкафу дочерей репрессированного «врага народа»)^[9]. А. Ю. Герман передаёт сценарный замысел следующим образом:

Дело происходит, когда умирает Сталин и никто об этом ещё не знает. Русский генерал. Огромный, красивый, который считает, что всё это его не касается — то, что происходит в стране. Все занимаются евреями, а его — пронесёт. И вот его судьба. Достаточно драматичная и любопытная. Ещё там есть иностранец, который приехал, чтоб всем сделать хорошо, а сделал плохо. Есть мальчик, который вроде бы я сам, и чуть-чуть моя семья. Сталин и Берия тоже там существуют, но через призму этого генерала. И так плетутся три линии: генерал, иностранец, мальчик… Мальчик достаточно дрянной. Я, например, никогда не доносил на собственного отца, а в фильме мальчик пытается это сделать.

— А. Ю. Герман^[10]

Сцена с умирающим Сталиным снималась на Ближней даче, где прошли последние дни жизни «вождя народов»^[2]. Название фильма — реальная фраза Л. Берии, которую тот произнёс, уезжая с кунцевской дачи после смерти Сталина^[11]. Иван Васильевич Хрусталёв — сотрудник органов госбезопасности, дежуривший на даче Сталина в день, когда тот скончался^[10][12]. На экране он не появляется.

Из-за перебоев с финансированием (американские спонсоры потребовали, чтобы Сталина сыграл американский актёр, и после несогласия Германа отказались от своего участия^[13]) фильм снимался целых семь лет и был очень ожидаем. «Мы несколько раз надолго останавливались, группа расходилась, её приходилось собирать; актёры разучивались играть в нашей манере, нужно было учить заново», — вспоминает Герман^[14]. Средства на создание русскоязычных копий предоставил «новый русский по имени Серёжа», который отказался назвать режиссёру свою фамилию^[9]. Часть финансирования поступила из Франции, часть удалось гарантировать благодаря содействию чиновников мэрии Санкт-Петербурга^[15].

В телеверсиях фильма часть реплик можно разобрать с большим трудом. Герман объясняет это собственным не всегда удачным экспериментированием с многослойным фоновым звуком^[4]. По его словам, все реплики можно разобрать в оригинальной киноверсии фильма^[4].

Противоречивый приём

Фильм участвовал в основной конкурсной программе Каннского кинофестиваля (1998), но был не понят зрителями и практически освистан. Многие покинули зал, показ «просто шёл под хлопание кресел»^[16]. Тем не менее Джим Хоберман, например, назвал его одним из великих фильмов десятилетия^[17]. Кинопоказ в Японии прошёл с триумфом^[18]. Ведущие французские киноиздания впоследствии принесли режиссёру свои извинения за разнос, устроенный фильму после его показа в Канне^[4].

Российские кинокритики восприняли ленту куда более однозначно. Например, Андрей Плахов предрекал, что «Хрусталёв»:

…займёт своё место в истории кинематографа как самый личный и самый жёсткий фильм выдающегося режиссёра^[19].

Режиссёр Сергей Лозница назвал фильм Германа самым серьёзным в новейшем российском кинематографе:

Это самая мощная, важная рефлексия, это интеллектуальное, художественное событие^[20].

Пётр Вайль после просмотра картины написал:

Это было редчайшее столкновение с чем-то, что масштабами превосходит твоё представление даже не о кино, а о возможностях всякого искусства вообще. Наваждение — то, что охватывает зрителя. Сновидческая природа кино, быть может, нигде ещё не проступала с такой отчаянной и наглядной выразительностью. В «Хрусталёва» погружаешься без остатка^[1].

В 1999 году фильм был награждён премиями «Ника» в следующих номинациях: «лучший фильм», «лучший режиссёр», «лучшая музыка», «лучшая работа оператора», «лучшая работа художника-костюмера», «лучшая работа художника-постановщика»^[21]. Сам режиссёр отреагировал на вызванные фильмом споры философски:

Пройдёт шок от другого киноязыка и станет понятно, что это трагикомедия про нашу жизнь: так, как писал Гоголь, как пишет Беккет^[14].

Проблематика

Алексей Герман говорит, что в фильме «Хрусталёв, машину!» стремился проследить истоки проблем России как «изнасилованной, опущенной страны»^[9], которая «всегда всем всё прощает». По его словам, это не столько фильм об атмосфере 1953 года^[10], сколько

…наше представление о России, о том, что это такое, почему мы такие несчастные… Мы за миллионы убитых [в годы сталинского террора] просто сказали: «Ну ладно, ну нехорошо, забудем»^[14].

Кинокритик Михаил Трофименков обнаружил сходство между самодурами Клёнским и Сталиным — их беззащитность перед лицом судьбы. Он также отмечает зыбкость границы между гиперреализмом (мельчайшее восприятие деталей материального быта послевоенного времени, «бытовизм») и фантасмагорией в фильме Германа:

В апокалиптической атмосфере «дела врачей» медленно, но верно спивается колосс-генерал медицинской службы, директор госпиталя нейрохирургии. Происходящее вокруг настолько иррационально, что иногда кажется: все события фильма — его белогорячечная фантазия, подобно тому как вся «современная» часть «Однажды в Америке» — опийные грёзы героя Де Ниро. Натурализм перерастает в сюрреализм^[14].

Антон Долин обращает внимание на то, что

…в художественном мире Германа трудно уловить грань, отделяющую не только реальность от сновиде́ния, но и нечто наполненное глубоким смыслом от случайного. Благодаря непроговоренности сюжетных поворотов и отказу режиссёра от традиционного киноязыка с перебивочными крупными планами словно бы сама история поднимается перед глазами зрителя как неукротимая, ужасающая сила^[7].

Примечания

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Хрусталёв, машину!

• «Хрусталёв, машину!» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• Хрусталёв, машину! на сайте ruskino.ru
• Мария Божович. Алексей Герман: «Изгоняющий дьявола» (рус.). kinoart.ru. Искусство кино, 1999, № 6, июнь. — «„Нас совершенно не интересовал ни Сталин, ни данный политический период. Мы хотели сделать фильм о России, а Сталин — это крайняя точка в истории страны. <…> Это всегдашнее несчастье России: в ней обожают тиранов и отталкивают людей прямых.“». Проверено 30 июля 2017. Архивировано 30 июля 2017 года.

• Елена Стишова. Конец цитаты. «Хрусталёв, машину!», режиссёр Алексей Герман (неопр.). kinoart.ru. Искусство кино, 2000, № 1, январь. — «Гениальность режиссуры Германа в том, на мой взгляд, что ему каким-то чудом удалось зафиксировать на экране реальность полувековой давности или, скажем мягче, свои воспоминания о ней на стыке между предсознанием и сознанием. Было — не было. Не то сон, не то явь. Зыбкость, размытость, дискретность. Вспышки памяти выхватывают из темноты забвения какой-то фрагмент навсегда исчезнувшей жизни. Это фантомная реальность. Но она смотрится как репортаж из прошлого.». Проверено 30 июля 2017. Архивировано 30 июля 2017 года.

• Мария Божович. Гениальность отчаяния. Французская пресса о фильме Алексея Германа «Хрусталёв, машину!» (рус.). kinoart.ru. Искусство кино, 2000, № 3, март. — «„Хрусталев, машину!“, новый фильм, снятый Алексеем Германом, предлагает богатейшую поэтическую фреску сталинской эпохи, которую режиссёр трактует как вневременной портрет России — от царской до современной. (L'Echo du centre, 14 января 1999 года)». Проверено 30 июля 2017. Архивировано 30 июля 2017 года.

• Станислав Никулин. Хрусталёв, машину! (рус.). kinomania.ru (5 сентября 2004). — «По окончании сеанса на фестивале, славившимся умной и чуткой аудиторией, большинство мест пустовало. Зрители начинали уходить из зала уже на пятнадцатой минуте фильма.». Проверено 30 июля 2017. Архивировано 30 июля 2017 года.

• Михаил Ямпольский. Локальный апокалипсис. О фильме Алексея Германа «Хрусталёв, машину!» (рус.). nlobooks.ru. Новое литературное обозрение. Проверено 30 июля 2017. Архивировано 8 августа 2014 года.

• Александра Свиридова. Алексей Герман: «Мы – рабы». Материал включает фрагменты интервью, взятых Александрой Свиридовой у Алексея Германа в 1997–98 гг., после выхода ленты «Хрусталёв, машину!». Он никогда не был напечатан в России из соображений журналистской осторожности, а в русскоязычных изданиях зарубежья выходил с сокращениями. Нам кажется, что в трёхлетнюю годовщину смерти режиссёра россияне должны прочесть этот текст. (рус.). discours.io (21 февраля 2016). — «<…> Но самое главное и страшное, что успевает генерал, это — не подобрав портов, которые урки разорвали на нём, когда употребляли его во все отверстия, подобострастно исцеловать холодеющие руки своего тирана… Лаврентий Павлович благодарит генерала медицинской службы и отпускает, отдав команду: „Хрусталёв, машину!“ — Почему это вынесено в название? — Просто потому что это — исторический факт: когда Сталин умер, Берия крикнул „Хрусталёв, машину!“». Проверено 30 июля 2017. Архивировано 30 июля 2017 года.